Последняя любовь поэта - Страница 34

Феокрит и его подруга долго разыскивали воду. Ручей нашелся на самом краю седловины, у подножия холма. Он сбегал уже не на север, как все потоки, которые путники встречали за этот день, а на юг, должно быть, в невидимую пока долину Скамандра.

Снова умылись холодной водой, основательно поели. Феокрит подумал о том, что пора бы пополнить запасы. За два дня кожаный мешок стал наполовину легче — даже больше, чем наполовину, а путь еще предстоял немалый. Снова Миртилла уснула, как набегавшийся ребенок. Только успела улечься поудобнее, подогнула колени и сразу замолчала на полуслове. Феокрит решил, что и ему можно поспать. На цветущем лугу под сверкающим голубым небом, вдали от людей никакие беды не грозили. Не львы же в самом деле нападут. Проснулись под вечер. Солнце клонилось к закату, и тень высокой сосны, под которой лежали путники, тянулась на добрый плетр.

Идти дальше, спускаться в долину Феокрит в тот день не собирался. Зачем зря утомлять Миртиллу?.. Неофор, конечно, волнуется, ожидая их возвращения, но что же делать. Рассказать начистоту гостеприимному хозяину о задуманном путешествии значило от него отказаться. Не тот теперь Неофрон, каким был в дни пе-шеходных странствий по Элладе. И тело у него отяжеле-ло и дух.

Феокриту стало весело. Почувствовал себя учеником, обманывающим учителя, который превыше всего любит порядок. Придется-таки просить у него прощения, но обойтись без обмана было нельзя.

Переночует где-нибудь на этом гребне. Надо взобраться на холм и как следует осмотреть местность. Выспавшись, Миртилла чувствовала себя отлично. На душе спокойно и ясно. Никого не надо бояться, ни о чем не нужно думать. Думает Феокрит — и за себя и за неё.

Дойдя до самого подножия, Феокрит и Миртилла умолкли. Опираясь на посохи, побрели среди известковых осыпей, поросших кустами ракитника. На самой вершине короткая жесткая трава скользила под ногами. Миртилла сняла сандалии, взбежала на последний пригорок и радостно вскрикнула. Перед ней за голубой долиной, высилась многорогая громада лесистой горы со множеством темных ущелий. Гигантскими зелеными валами вздымались крутые отроги. Внизу уже царила голубая мгла, гребнями владело солнце.

— Феокрит, это Ида?

— Да, дорогая...

Миртилла упала на колени перед священной горой. Давно уже знала наизусть гимн Афродите, которым поэт начал застольную беседу в ее саду. Не раз и дома и в храме вместо молитвы своей богине повторила стихи Сапфо:

«Я к тебе, чаровница, с мольбой припадаю:

Пусть меня, о владычица, больше не мучат

Скорбь и печали!..»

Снова зашептала их, смиренно сложив руки на груди. На загорелых обветренных щеках юной женщины проступили дорожки слез. Миртилла просила Зевсову дочь сохранить ей любовь Феокрита.

Путники долго сидели, молча любуясь горой, на которой вечерние тени боролись со cлабеющим уже солнцем. Глубокая долина, отделявшая их гребень от Иды, постепенно расширялась по направлению к западу. Там, на сколько хватало глаз, зеленела широкая равнина, освещенная солнцем. Вдоль змеиных извивов небольшой речки виднелись деревни, окруженные садами и желтыми пятнами полей. Моря видно не было,— должно быть, она пряталось за дальними отрогами Иды.

Поэт с волнением смотрел на змеящуюся речку. Она начиналась где-то в ущельях Иды и едва заметным потоком текла перед ним на дне лощины. Это был Скамандр, одна из двух рек Илиона. На его берегах некогда шли бои Троянской войны. Зевс наблюдал за сражающимися с одного из холмов Иды и метал оттуда молнии, помогая троянцам.

«Илиады» Миртилла не читала. Кое-что знала с чужих слов. Рассказывать ей о славе Скамандра не стоило, но Феокрит знал, что подруга любит миф о суде Париса. Хотелось и самому лишний раз его вспомнить накануне восхождения на знаменитую многолесистую гору. Становилось свежо. Феокрит развязал мешок. Накинул на плечи Миртиллы дорожный серый гиматий, оделся потеплее сам и начал долгий рассказ о том, чего нет у Гомера.

Боги собрались на свадьбу царя мирмидонян Пелея с пышногрудой нимфой Фетидой, одной из пятидесяти дочерей обитателя моря Нерея. От брака их в последствии родился герой Ахиллес. Пиршество происходило на горе Пелионе в Магнесии. Небожители покинули недалекий Олимп и веселились вместе со смертными., услаждаемые хорами нимф. Боги и богини собрались дружной семьей. Среди них была и Гера, супруга Зевса, царица неба, и его божественные дочери — благоразумная Афина-Паллада, родившаяся, как известно, из головы своего отца, и другая дочь — Афродита.

Хотелось Феокриту добавить от себя, что богиня любви, в отличие от сестры, благоразумием отнюдь не отличалась. Вот здесь же, на горе Иде, произошло ее любовное свидание с Анхизом, отцом, благочестивого Энея. Поэт мог бы перечислить немало и других приключений небесной покровительницы гетер, но, как всегда, боялся обидеть верующую подругу. Говорил серьезно — только умные карие глаза порой смеялись.

Склочниц и сплетниц на свадьбы не приглашают. На Олимпе была своя склочница, богиня раздора Эрида. Не пригласили её, но Эрида всё же прилетела на Пелион. Никому не показываясь, бродила вокруг пирующих и обдумывала месть.

В то время как Хариты, спутницы богини любви, пели сочинённый Аполлоном гименей, среди пирующих упало золотое яблоко с надписью «превосходящей всех красотой». Яблоко переходило из рук в руки и тотчас же перессорило богинь. Нимфы, хоть и прочли надпись, но соперничать, с бессмертными не решились. Гера, Афина и Афродита волновались больше всех. Каждая считала себя прекраснейшей и просила Зевса отдать яблоко ей. Отец богов от решения уклонился, вручил яблоко Гермесу и велел ему тотчас же отправиться вместе с богинями на гору Иду. Там пасет свое стадо Парис и пусть он, смертный, рассудит бессмертных.