Последняя любовь поэта - Страница 69

— Голова что-то закружилась. Пройдет, пройдет... Посидеть? Нет, уже все... Я тороплюсь. Прощай...

Миртилла дала удивленной рабыне полдрахмы и пошла домой. Шла, как могла, быстро. Почти бежала. Феокрита с раннего утра не было дома. Сам он не охотился, но любил иногда побродить вместе с охотниками. Миртилла легла на кровать и, не отвечая на расспросы испуганной Эвнои, долго рыдала, уткнувшись головой в подушку. Потом принялась писать. Обняв служанку, заставила ее поклясться, что ни о слезах, ни о письме Гипериду она никому не расскажет — ни теперь, ни после

Феокрит вернулся поздно ночью. Миртилла спала. Утром ей показалось, будто она выздоравливает после тяжёлой болезни, Когда-то в Афинах еще при жизни отца у нее была жестокая лихорадка. Родители думали, что девочка уйдет в Аид. Три недели горела, как в огне, Когда приходила в себя, плакала от невыносимой боли в голове. Одну ночь было так плохо, что смерти ждали с часу на час, но к утру наступил перелом. Больная вспотела, пришла в себя, улыбнулась родителям и впервые спокойно заснула. Все это рассказали ей после. Сама Миртилла помнила только блаженное время выздоровления. Понемногу стала выходить на воздух. Ложилась на овчину под старым вязом, росшим посреди огорода. Мать сидела рядом, штопала белье, рассказывала сказки. И никогда солнце не было так ласково, никогда так звонко не пели дрозды и так не пахла мята на грядках...

Теперь Миртилла думала о том, что лодка ее жизни едва не утонула, но в самую последнюю минуту боги ввели ее в гавань. Конечно, сказала она себе, Феокрит ее любит, и она любит Феокрита. Было наваждение злых демонов, тех, что разлучают жен с мужьями и сталкивают в пропасти одиноких путников. Было, но больше не будет. Этот человек — ее муж, она родит ему ребенка, а прошлое — забудется. Не она одна так...

Феокрит навсегда запомнил эти дни. Снова он был счастлив. Гроза прошла, в дом Мартиллы, его дом, вернулась радость. Юная подруга опять была весела и спокойна. Опять нежно и чуть стыдливо ласкала его, как в те дни, когда они вдвоем бродили по горам Троады и Кебрены.

Через неделю после того как Миртилла не пошла к Гипериду, Феокриту сообщили, что его разыскивает купец, приехавший из Александрии.

Письмо было от Конона. Царский звездочет сообщал, что при дворе ничего не знают о речи Феокрита на каком-то пиру у какого-то неведомого эпикурейца. Был когда-то сикионец Неофрон, который сочинял плохие трагедии, а о Неофроне из Лампсака никто не слышал.

«Ты испугался своей тени,— писал Конон.— Возвращайся поскорее. Царица Береника уже несколько раз спрашивала, куда ты пропал и не съели ли тебя волки. Она надеется, что ты напишешь энкомий в ее часть. Каллимах прославил ее волосы, но ей этого мало. Теперь очередь за тобой. Выбирай любую часть тела царицы и бери стилос. Приезжай, дорогой друг, и да сохранит тебя Аполлон, если он в самом деле существует и занимается делами поэтов».

Феокрит бережно сложил длинное послание веселого звездочета и поспешил домой сообщить Миртилле долгожданную весть.

XIV

Опустевшие улицы затопило лунное серебро. Черными обелисками стояли неподвижные кипарисы. Ночь была прохладная, но от быстрой ходьбы поэту стало жарко. Он распахнул гиматий. Дойдя до дому, взялся, как обычно, за кольцо калитки и постучал им о дерево. Служанка не выходила. Постучал сильнее и, повернув кольцо, с удивлением увидел, что калитка не заперта. Не раз уже Эвноя забывала задвинуть засов, и Феокрит сказал себе, что надо ее как следует пробрать. Обокрадут в конце концов...

Что это?.. Все окна домика освещены. Что?.. Что?.. С отчаянным плачем бежит навстречу Эвноя.

— Госпожу... закололи...

Покачнулся. Перед глазами черно. Пустота. Ужас.

— Умерла?

— Умирает...

Вбежал в комнату. Ничего не видит, кроме дорогого лица. Какой-то старый человек встает, уступая место. Миртилла уже не здешняя. Восковая статуя. Глаза закрыты, на губах розовая пена. Феокрит опустился на колени, прильнул губами к бессильно повисшей руке.

Врач поднял поэта, увел в сени.

— Спаси её... Отдам все, что у меня есть... Спаси...

Старик-врач берет его за руку.

— Она умирает, Феокрит... Сделать ничего нельзя. Мужайся...

Холод в ногах. Закрывает лицо руками, всхлипывает.

— Да что я буду делать без Миртиллы?..

Вернулись в комнату, Феокрит наклонился к самому лицу подруги, зовет:

— Миртилла... Миртилла...

Она медленно открывает огромные блестящие глаза. Узнает. С трудом шепчет:

— Феокрит... милый... я ни с кем... веришь?

— Верю, радость моя...

Снова падает на колени, рыдает, целует холодеющую руку

— Родная… не уходи...

Она хочет ответить и не может. Хрип, хрип, клокотанье в груди Врач вытирает пену с губ. Дает ложку вина.

Умирающая медленно шепчет слово за словом:

— Нет... солнца мне больше не видать... вовеки... Прощай, Феокрит... Живи...

— Радость моя... жизнь моя...

Текут слезы по щекам поэта, неудержимо текут. Миртилла затихла. Глаза открыты, но уже не видят тех, которые здесь. К ней подходит мать, наклоняется, целует в губы. Грудь больше не болит. Тишина. Покой. Засыпя, Миртилла улыбнулась и прошептала последнее слово: — Мама...

Она умерла незадолго до рассвета. Приняв последний вздох подруги и закрыв ей глаза, Феокрит долго смотрел на мертвое лицо любимой.

— Прости... Не уберег я тебя...

Снова обняв рыдающего поэта, врач увел его в сад. Эвноя рвала на себе волосы, по-деревенски голосила, катаясь по полу. Женщины-соседки вместо нее грели воду для обмывания покойницы.